— Здесь владения Серых Шкур заканчиваются, — сообщил Мусорная Голова.
— Слава богу! — вздохнула девушка.
— Не спеши радоваться, — покачал головой пикт. — Это самый скверный участок дороги. Будь у меня в запасе масло для фонаря, я выбрал бы другой путь — более длинный, но и более безопасный.
Озорник, прищурившись, внимательно рассматривал вспученные, источающие влагу стены.
— Грунтовые воды?
— Да… Вот что, здесь идем молча — в некоторых местах достаточно громкого звука, чтобы вызвать обрушение.
Теперь приходилось внимательно смотреть под ноги — выпавшие из кладки камни встречались чуть ли не на каждом шагу. Ласка то и дело с беспокойством оглядывалась на Потапа. В трещинах росли грибы — иссиня-бледные, неожиданно пахучие: их тяжелый земляной аромат перебивал даже канализационные запахи.
— Это место называется Белая Аллея, — шепотом поведал Мусорная Голова. — Теперь уже немного осталось…
Озорник тихонько хмыкнул, оценив иронию пиктов: в некоторых местах колонии грибов разрослись столь густо, что полностью скрыли под собой кладку. Меж тем масло в фонаре подходило к концу. Мусорная Голова уже пару раз встряхивал светильник, озабоченно прислушиваясь к плеску горючей жидкости в жестяной колбе. В конце концов, он прикрутил фитиль, оставив лишь крохотный огонек — но и этого хватило ненадолго. Фонарь потух; но почти сразу впереди забрезжило пятнышко света. Оно все росло и росло, и вот, наконец, путешественники вышли наружу, протиснувшись сквозь ржавые прутья решетки, перекрывавшие лаз коллектора. Девушка сощурилась: после нескольких часов, проведенных под землей, дневной свет показался ей слишком ярким, глаза тут же начали слезиться. Мусорная Голова сдвинул на затылок шляпу и обернулся к спутникам; на его испещренном татуировками лице читалась некая торжественность.
— Добро пожаловать в Полые Холмы!
Ласка утерла слезы, приложила ладонь «козырьком» ко лбу и огляделась. Холмы, действительно, имели место быть — да что там холмы: целые горы, каньоны, геологические пласты разнообразной дряни простирались во всех направлениях, сколько хватало глаз. Повсюду кружили чайки; их хриплый клекот не смолкал ни на минуту. Висящее в воздухе амбре казалось даже острее ставшей уже привычной канализационной вони. Чувствительный к запахам Потап фыркнул и неразборчиво выругался.
— Это же… свалка! — растерянно сказала девушка.
На этот раз Джеку не завязывали глаз. «Свет истины для тебя уже зажжен, брат. Ты больше не блуждаешь во мраке». Молча следовал он меж двумя шеренгами посвященных. Лица неподвижных фигур скрывали глубокие капюшоны, кисти рук прятались в широких рукавах мантий. Голубые фартуки свешивались до колен, и на каждом мерцал вышитый золотом угольник и циркуль. Газовое пламя на время церемонии было погашено — лишь несколько тонких восковых свечей потрескивало в подсвечниках. Мюррей подошел к массивным, резного дуба дверям. Над створками тускло сияла бронзовая литера «G». «Геометрия», один из главных масонских символов, осеняла вход в палату, символизирующую Храм. Рука Джека, державшая церемониальную, красного дерева линейку, отчего-то вспотела. Ну-ну, подбодрил себя молодой человек. Это всего лишь обряд, не более. Формальность… Он поднял руку и постучал: один удар, после короткой паузы — два, потом — три. Двери величественно открылись. На высоком алтаре лежали позолоченные инструменты — молот, зубило и мастерок; здесь же находился блок грубо отесанного гранита. За алтарем шевельнулась тень — еще одна мрачная фигура в балахоне.
— Для чего ты явился, брат? — знакомый голос Сильвио неожиданно успокоил Мюррея.
— Я уже давно превзошел ученичество, мастер! Прошу тебя перевести меня из учеников в подмастерья и прибавить плату!
— Но точно ли ты освоил ремесло?
— Да, брат!
— Хорошо. Тогда исполни работу ученика в последний раз! Возьми инструменты и ограни сей камень, дабы могли мы удостовериться, что мастерство твое и впрямь велико!
«Только ради бога, Джек, прошу вас — не бейте по камню всерьез! Просто обозначьте некую работу. Помнится, в прошлый раз, когда принимали молодого лорда Финчли, этот джентльмен умудрился выщербить зубило! А наш инструментарий, знаете ли, некоторым образом раритет!»
Мюррей взял в руки молоток и принялся осторожно постукивать по граниту.
— Обработав сей камень, ты заложишь его в основание Храма! — продолжал Сильвио Фальконе. — Ибо в том и состоит твое предназначение: строить незримый Храм жизни для каждого человека. Те инструменты, что ты держишь в руках, суть не просто почетные, освященные временем символы ремесла. Мастерство вольного каменщика — это прежде всего духовный поиск. Твой самоконтроль, честность, чувство справедливости и милосердие — вот тот материал, из которого возводятся стены Храма, в соответствии с законами божественной геометрии.
«Вы, Джек, один из немногих, для кого это не пустые слова, — говорил ему незадолго до церемонии наставник. — Я рад, что интуиция не подвела меня; в деле с Инкогнито мне нужен абсолютно надежный человек — такой, на которого я могу положиться при любых обстоятельствах!»
Наконец таинство завершилось. Зажгли газовые рожки; присутствующие избавлялись от темных балахонов и голубых фартуков, негромко переговариваясь и посмеиваясь. Джека дружелюбно хлопали по плечу: «Быстрая карьера, брат-каменщик!» Распорядитель зазвонил в колокольчик, приглашая собравшихся к столу: церемония была приурочена к ежегодному банкету Центрально-Европейской Ложи.