— Какая интересная у нас диспозиция, — хмыкнул Озорник. — Паровики — как бы сами по себе, но электрическая машина в палатке капитана и боцмана. Матросы — в отдельной палатке, и мы трое — тоже в отдельной. Что, кстати, полностью отражает взаимоотношения в нашем маленьком коллективе — а ведь, казалось бы, само собой так получилось.
Осокин говорил во весь голос, не таясь, но по-славянски — из всех обитателей маленького лагеря этот язык знали только Ласка и Потап. Медведь не стал забираться под брезент — расположился у откинутого полога, вальяжно завалившись на бок и подперев мохнатую башку когтистой лапой. Поза его была немного комичной — таким вот медведем-лежебокой обычно изображалась Московия в газетных карикатурах; но Ласка понимала, что лечь как обычно, на брюхо, Потапу мешает патронташ. Две набитые патронами брезентовые ленты шли крест-накрест, дополнительно крепясь у пояса — его Потап соорудил из двух флотских ремней, сшив их суровыми нитками. Тяжелый штуцер-слонобой медведь держал под боком: случись что — и оружие в мгновение ока будет изготовлено к стрельбе. Сама Ласка вооружилась стандартным армейским «ли-метфордом»: винтовка была довольно проста и удобна в обращении — хотя и бессильна (как ее предупреждали) против самых ужасных обитателей Земли Чудовищ. Озорник, наверное, единственный из всех, если не считать «стим бойз», не взял оружия. Вместо этого он нес Лексикон — сейчас, в его руках, эта вещь имела свой истинный облик: книга, как бы целиком сделанная из стали, покрытый сизой окалиной переплет с выпуклыми шляпками заклепок. Повторная атака «Немезис» все-таки заставила Стерлинга расстаться с тщательно оберегаемой диковиной: капитан осознал, наконец, что времени передать ее Осокину может просто не быть.
Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились нынче на речном мелководье. Корабль стал могилой для Джонатана Лидделла и одного из матросов, Митчелла: того буквально за минуту до обстрела послал на борт раздосадованный капитан — поторопить инженера…
— Почему ты не хочешь спасти их? — задала, наконец, девушка мучивший ее всю дорогу вопрос. — И почему Стерлинг не просит тебя об этом? Что происходит, Лева?
— Ну, со Стерлингом все просто, — усмехнулся Озорник. — Если помнишь, в его присутствии я осуществлял проекцию Знака лишь дважды — и оба раза функция времени оставалась незадействованной. Милейший капитан ведать не ведает, что я могу переиграть прошлое заново. Он считает меня кем-то вроде колдуна, повелевающего стихиями, — ну, а я не спешу внести ясность, как ты понимаешь…
— Тебе что, совсем их не жалко?!
— Ты о Лидделле и этом парне, как там его… Жаль, конечно — чисто по-человечески. Но в нашей игре ставки очень высоки, помнишь? Развязка все ближе, и Стерлинг нервничает. Он будет пытаться взять меня под контроль, быть может, захочет пересмотреть наше соглашение. Чем меньше людей окажется с ним в этот момент — тем лучше для нас. Баланс желательно сместить в нашу сторону.
— Ты меня пугаешь, Лева, — тихо сказала девушка. — Ты все меньше и меньше похож на себя прежнего.
«Особенно последнее время», — хотела добавить Ласка, но сдержалась.
— Это тоже одна из причин, по которой я не хочу… — Осокин коснулся повязки. — Каждый раз, когда я делаю это — я теряю… что-то. Кусочек себя прежнего, кусочек человеческого… Оно ведь тоже конечно, знаешь ли. Если бы я спохватился немного раньше…
— А что с тобой будет, когда ты используешь это на всю катушку? — Девушка кивнула на Лексикон.
— Не знаю. — Озорник вдруг усмехнулся. — Я ни разу не задумывался над этим… Странно, да?
— Может, не надо? — Фраза прозвучала столь жалобно и беспомощно, что Ласка вдруг разозлилась на себя.
— Не думаю, что у меня есть выбор, — покачал головой Озорник. — Помнишь наш разговор — тогда, у пиктов? Мы все еще катимся с этой горки, Маленькая Ласка Светлова; ни остановиться, ни свернуть. Никакой свободы маневра. Да была ли она вообще когда-нибудь? С того самого дня, как я очнулся в монастыре, или где там… Помнишь мою сказочку?
— Почему это — сказочку?! — Ласка даже привстала. — Ты что же… лгал мне?!
— Когда рассказывал — ни полслова не солгал, — откликнулся Осокин. — Только вот… Чем дольше я размышляю, тем больше кажется, что эту историю… словно кто-то вложил мне в голову… Или того хуже — я сам ее сочинил и сам же поверил во всю эту чушь.
— А что же было на самом деле?!
— Не знаю! По памяти — все, как я рассказал. А вот если по-настоящему глянуть… — Озорник вновь коснулся глазной повязки. — Как пропасть. Черная. Нет ничего. Страшно.
Ласка почувствовала, как вдоль хребта ее бегут мурашки.
— А если уж совсем начистоту… — негромко сказал Осокин, — то я, наверное, все-таки знаю. Только признаться в этом боюсь — даже самому себе. Оно ведь совсем не такое, как кажется.
— Кто — оно? — шепотом спросила Ласка.
— Да все вообще… То, что ты видишь, — так, картинки просто. — Озорник вдруг махнул рукой и выбрался из палатки.
— Ишь ты… Запуталси мужик-от, — проворчал вдруг Потап. — Я-то думал, мне худо было — а тут эвон как. Жалко его.
— Меня бы кто пожалел! — невесело усмехнулась Ласка.
— Дык я и тебя жалею, чего ж…
— Ну, и на том спасибо… Эх, Потапка, добрая ты душа! — Девушка протянула руку и ласково взъерошила шерсть на загривке медведя. Потап смущенно уткнулся носом в лапы.
В путь выступили на рассвете, в час, когда небо из бархатно-черного становится серым. Ночные твари, чьи голоса заставляли караульных ежеминутно вздрагивать и крепче сжимать оружие, угомонились; дневные еще не очнулись от сонного оцепенения. Буйные джунгли, стеной обступившие речные берега, вскоре уступили место болотистому редколесью. Идти сделалось немного легче, хотя топкая почва то и дело с чавканьем расступалась, засасывая путника мало не по колено. Хуже всего приходилось тем беднягам, чья очередь была тащить электрическую машину: детище покойного Лидделла весило немало. Лишь призраки двигались легко и свободно: они составляли авангард маленького отряда. Шли с опаской: атака воздушного линкора напутала всех и каждого. Стерлинг выбирал путь с таким расчетом, чтобы держаться под кронами деревьев, но способна ли перистая листва древовидных папоротников надежно укрыть их от мощной оптики «Немезис», никто не знал. Матросы украдкой передавали друг другу бинокль: чьи-нибудь глаза все время шарили по небосводу. Скорость движения из-за этого оставляла желать лучшего. О’Рейли ругался последними словами, подгоняя отстающих, но без толку. Наконец взбешенный Стерлинг скомандовал привал.